Для Шемякина интерпретация архитектурных ансамблей Петербурга XVIII—XIX веков в качестве особого рода сцены вполне соответствовала намерению поставить на ней пластические «спектакли».
Первым из них в городе стал памятник, действительно театрально вписавшийся в драматическое пространство между собором, где покоятся останки Петра Великого, и тюрьмой, в которой был замучен его сын Алексей. Нетрудно представить, что сидящий в кресле бронзовый император продолжает вести допрос царевича. Без парика, лысый, с неподвижным мертвым взором, он всматривается в только ему одному ведомые тайны исторических судеб основанного им Града. Образцом для этой скульптуры послужила находящаяся в Эрмитаже «Восковая Персона» работы Карло Растрелли, окруженная роем преданий и легенд. В памятнике Петру Первому Шемякин добился эффекта магического воздействия, соединив казалось бы несоединимые черты. Хотя, на первый взгляд, государь предстает в заземленном, гротескном и даже карикатурном виде, нельзя не почувствовать в нем исполненного мощи главного персонажа петербургской мифологии.
Продолжая размышлять над петровской темой, Шемякин еще более усилил в ней карнавальный элемент, отразившийся в двух памятниках последнего времени.
Один находится в Лондоне, недалеко от Гринвича, где царь постигал премудрости мореплавания и кораблестроения. Это трехметровая фигура на широком гранитном постаменте, украшенном по сторонам бронзовыми рельефами, напоминающими излюбленные государем голландские натюрморты. Петр Великий стоит, сжимая в руке подзорную трубу. Справа от него – толстый карлик с глобусом. Слева – несоразмерно маленький, в сравнении императором, бронзовый трон, что вносит во всю композицию сюрреалистический элемент: действие явно разворачивается в двух измерениях, и Петр кажется пришельцем из потустороннего бытия.
Другой памятник — в Стрельне, под Санкт-Петербургом, изображает «Царскую прогулку»: самодержец идет к любимому заливу в сопровождении своей супруги и охотничьих собак. Но идиллия — обманчива и двусмысленна. Подчеркнуто шутейный, на первый взгляд, облик императорских персон на самом деле пронизан скрытым и грозным демонизмом. Однако Шемякин никогда не морализирует и совершенно свободен от идеологического подхода к истории, находясь «по ту сторону» споров между западниками и славянофилами. Он отвергает рассудочно-одноколейные суждения о Петре Великом и непредвзято всматривается в «строителя чудотворного», воздвигшего на болоте один из самых таинственных городов Европы.
Шемякин & Петербург. Пространство времени. Предисловие В.Иванова. Спб., 2007